Русский язык испортился?

Вы наверняка встречали людей, которые очень злятся из-за засилья иностранных слов в русском языке и хватаются за сердце, читая о менеджерах и дауншифтерах. Или слышали тех, кто сокрушается по поводу нашей молодежи, которая использует интернет-жаргон и совсем разучилась говорить или писать правильно.


И уж точно вы не избежали встреч с граммар-наци, которые готовы убить за любую ошибку, допущенную в письменной или устной речи. Наверное, невозможно встретить человека, совершенно равнодушно относящегося к своему языку, и порой споры о языке становятся не менее горячими, чем о политике или религии. Может показаться, что это черта нашего времени, а в прошлом язык был устойчив и неизменен. Но на самом деле язык меняется на протяжении всей истории, подстраиваясь под изменения окружающего мира, ведь именно для описания мира он и создан. Вот например, как сокрушается один из авторов журнала «Северная пчела» в 1847 году:

“Откуда взялся этот факт? Что это за слово? Исковерканное”.

Или вот рассуждения в журнале «Новый мир» в 1959 году:

“Мне физически больно слышать изуродованные русские слова: учёба вместо “учение”, глажка вместо “глаженье”, зачитать вместо “прочесть” или “прочитать”. Люди, которые так говорят, — это убийцы великого, могучего, правдивого и свободного русского языка».

Эти примеры я взяла из прекрасной книги Корнея Чуковского «Живой как жизнь. Рассказы о русском языке». В ней знакомый нам всем с детства автор дает глубокий анализ причин изменчивости языка и причин, по которым мы так остро на эти изменения реагируем. А также объясняет, как найти баланс между новыми тенденциями и сохранением лучшего, что есть в нашем языке. Несмотря на то, что книга написана в 1962 году, она не теряет своей актуальности и может быть интересна всем, кто интересуется языком. Я представлю вам наиболее важные для меня тезисы из этой книги.
Иностранные слова попадают под обстрел ревнителей русского языка чаще всего. Давайте вычистим язык от заимствований, вот тогда он расцветет буйным цветом!

  • Долой древнеримские и древнегреческие слова: герой, амнистия, космос, атом, грамматика, фонарь, лаборатория…
  • Тюрки, руки прочь от русского языка, забирайте свои чулки, чуланы, базары и болванов. Нам и своих дураков хватает. Ах, дурак тоже заимствован, правда из санскрита…
  • Итальянцы, перестаньте жестикулировать используйте свои руки, чтобы забрать у нас почту, купол, кабинет, газету, балкон, оперу.
  • Англичане, мы прекрасно обойдемся не только без ваших менеджеров, но и без митингов, клубов, чемпионов, спорта, вокзала, хулиганов. Вот это будет подарок нашему правительству!

Чуковский приводит множество заимствованных в разные эпохи слов и подчеркивает, как легко и играючи русский язык присваивает их себе. Как, например, французское «пальто» превращается в родное «пальтишко» и «пальтецо», а греческое церковное воззвание «господи, помилуй», которое звучит как «кирие элейсон» становится нашим словом «куролесить». Автор книги подчеркивает, «не тот язык по-настоящему силен, самобытен, богат, который боязливо шарахается от каждого чужеродного слова, а тот, который, взяв это чужеродное слово, творчески преображает его, самовластно подчиняя своей собственной воле, своим собственным эстетическим вкусам и требованиям, благодаря чему слово приобретает новую экспрессивную форму, какой не имело в родном языке».
Отдельно Чуковский говорит о том, что если другие страны достигают большего прогресса в науке, технике, философской и политической мысли, то совершенно нормально перенимать у них слова, обозначающие новые явления и предметы. Такой период был, например, в середине XIX века. Тогда Белинский, Герцен, Чернышевский активно вводили новые термины: принципы, прогресс, доктрина, гуманность. Эти новые слова позволяли говорить с иностранными философами и политиками на одном языке, приобщаться к передовым гуманистическим идеям Запада. И как активно этому сопротивлялась правящая элита, например, Князь Вяземский писал:

“Бездарность, талантливый — новые площадные выражения в нашем литературном языке. Дмитриев правду говорил, что “наши новые писатели учатся языку у лабазников”.

Лобазниками тогда называли торговцев, разумеется, торговцы не использовали слова «бездарность» и «талант», эти термины были в ходу в среде разночинной интеллигенции, которая стремилась к тому, чтобы продвигать науку и новые политические взгляды. Говоря, что это язык лобазников, князь хотел подчеркнуть ничтожность людей, которые пользуются новым языком, а значит, и ничтожностью их идей. Но время показало, что прогресс и гуманность все-таки стали естественной частью нашего языка и нашей картины мира. И я очень надеюсь, что лет через 100 наши потомки будут также смотреть на слово «толерантность», и удивляться людям из прошлого, которые не любили это слово и противостояли прогрессу.
Чуковский тонко подмечает, что чаще всего мы остро и даже болезненно реагируем не на само слово или его форму, а на то, что за этим словом стоит. Мы чувствуем пропасть между нами и людьми, которые, например, склоняют слово «пальто», или говорят на фене. Именно эта связь слов с их культурной средой приводит к острой реакции. То есть через языковую нетерпимость мы проявляем более широкую нетерпимость, отделяем себя от тех групп людей, тех явлений, которые нам неприятны. Например, люди зрелого возраста так раздражаются на иностранные слова не столько из-за самих слов, сколько из-за наплыва современных технологий, которые вытесняют привычный образ жизни.
Нетерпимость к языку молодежи — из той же серии. Подростки во все времена старались говорить на языке, отличающемся от языка их родителей. Какие-то модные словечки ушли сразу, как только подростки стали взрослыми. А какие-то вошли в язык, и мы вряд ли догадаемся, что когда-то они резали слух. Например, в середине прошлого века молодые люди начали использовать при прощании слово «пока», и сам Чуковский говорит, что был возмущен этим и никогда бы не смог использовать это слово в своей речи. Сейчас же «пока» — совершенно привычно, и мы скорее раздражаемся на приветствие «хай» или жуткое для меня «вечер в хату». Вот еще пара примеров из того времени. Многие люди в 60х годах возмущались, что слово «зачитал» используют в значении «прочел вслух», потому что раньше оно значило «взял почитать и не отдал». Взрослым людям того времени также резало слух, что молодежь стала использовать слово «переживаю» в значении «я волнуюсь», хотя раньше было принято использовать его только в словосочетаниях, например, «я переживаю горе» или «я переживаю радость». Эти формы прошли проверку временем, в отличие от слов кадришка (девушка), вшендяпился (влюбился), дает копоти (впечатляет). И умерли эти слова не из-за того, что старики хватались за сердце, а в ходе естественного развития языка. Так что не стоит бояться уродливых интернет-словечек. Либо они станут привычными и не будут казаться уродливыми, либо просто исчезнут вместе с поколением, которое их использовало.
Корней Чуковский убедительно показывает, что русский язык прекрасно справляется как с засилием новых иностранных и сленговых слов, так и с изменением старых. И все это благодаря тому, что у нас есть мощная база литературного языка, изменения в которой очень невелики. Именно через приобщение к классической литературе, а также к творчеству лучших современных писателей, можно выработать вкус и языковое чутье, которое позволит намного легче переносить изменение языка, относиться к этому процессу с интересом и пониманием. Так что, друзья, давайте меньше гоняться за языковой чистотой других людей, и больше заботиться о личном развитии, приобщаясь к лучшим носителям языка, начиная с Пушкина, заканчивая, например, Татьяной Толстой. Спасибо за внимание, до связи!

4 comments

  1. Отличный материал по теме изменчивости языка. Точно, частенько ловлю себя на мысли, что засилие иностранных слов тяготит и режет слух в профессиональной деятельности, а тем более в жизни. Особенно, когда есть русские аналоги, и новое слово не несет в себе никакого нового смысла, вступает в силу закон сохранения нажитого. Но действительно, новые технологии рождают и новые слова. И этот процесс неостановим. И про подростков именно так — они во все времена будут хотеть делать иначе, чем их родители. Это и есть движение.
    Сейчас обсуждают очень бурно проблемы школьного образования, его реформирования. Пытаются остановить или притормозить процесс внедрения цифровизации в систему образования. Не понимая, что это процесс объективный, поэтому все равно пробьет дорогу. Только невероятные усилия тратятся впустую, а по большому счету мешают движению вперед. Главное, что эта борьба за форму обходит стороной содержание обучения — о котором нужно думать тоже не меньше. Все это примеры борьбы людей против незнакомого, непривычного, непонятного и неизвестно для многих для чего нужного. Такое извечное язычество, боязнь неизвестности.

    • Любовь, а что Вы думаете насчет финского образования? Меня эта тема тоже очень волнует, хоть своих детей и нет. Читая о финских школах, я думаю о том, что это достойный вариант в наше время перемен, но понимаю, что моя оценка поверхностна, я с детьми не общаюсь, и не в полной мере понимаю, с какими они сейчас проблемами сталкиваются.

  2. В моем представлении финская система — это правильный вектор. Но всегда есть нюансы. Не совсем понятно — как должны действительно соотносится знания и навыки. Постулат, что нужно осваивать навыки, а знаеия всегда можно найти в книгах на первый взгляд верный, но человек, вообще, без знаний — это просто механизм в руках знающих людей. Это сейчас много обсуждается, однозначности нет. Меня лично смущает отсутствие предмета литература, который в моем понимании базовый для формирования мировоззрения человека. Хотя сейчас, воспитывая дочь, вижу, что невозможно воспитать в ребенке такое же отношение к книге, как было в наши времена — надо что-то менять. Считаю, что очень важно изучать явления и события с разных точек зрения (со стороны разных предметов по школьному), чему в нашей школе практически не выделяется времени вовсе (даже затрагиваю эту тему в публикации https://1ubit.wordpress.com/2018/07/18/мир-искусства-взаимопроникновение/, хотя вопрос шире, конечно). Что касается формы преподавания, она бесконечно устарела. Ее надо трансформировать, трасформировать и трансформировать. Общая тенденция свободы и толерантности в финском образовании почувствована совершенно верно. Надо отходить от форм постоянного сидения за партами и боязни учеником учителя — это в наше время недопустимо и работать не будет. Цифровизация, которой сейчас так яростно противодействуют, — это просто подручные средства из имеющегося, которые глупо не использовать. Любое реформирование — это длительный и сложный процесс, должен быть очень грамотно и тщательно продуман и спланирован на долгие годы, иначе можно убить хорошие идеи в зародыше. Можно, наверно, говорить в целом про систему скандинавского образования. Вот такие эксперименты из последнего: https://mel.fm/shkoly_mira/2103496-blarik_school?utm_source=newsletter&utm_medium=email&utm_campaign=July . Если интересно про попытки российской трансформации образования (учитывающие и скандинавские идеи), то, например, здесь: http://katyusha.org/view?id=10345 . Беда наших реформ — это полная закрытость реальной концепции реформирования и, действительно, публичного обсуждения.

Добавить комментарий для 1ubit Отменить ответ